Накануне зимней Спартакиады народов СССР 1986 года, СДЮШОР по зимним видам спорта были организованы летние сборы. Часть июня было откатано на снежниках южных склонов пика Зубарева (3500 м.) с местным названием Хаит, а в июле на тренерском Совете было решено перебраться за его северные склоны к хребту Санги-Навиши, в верховья реки Пиадлык.
Трудягой «66-м» был переброшен с горнолыжной базы «Сафед-Дорак» через перевал Караташ весь лагерный скарб и спортивный инвентарь. На некрутом склоне у снега вырос палаточный городок. Тренировки, как это принято, проводились ранним утром и к вечеру, когда дневной зной сменялся прохладой тела ледника. День был отдан на откуп элементам ОФП и гимнастики, праздному загару у речки, вытекающей из-под снежника, художественной литературе, сбору чикуры и туруна для компота.
Через неделю мне такой распорядок дня стал слегка надоедать, и я решил хоть один день «разбавить» ски-альпинизмом.
Оставив после первой тренировки своих подопечных под присмотром Валерия Банникова и Николая Каримова, вложив в рюкзак «альпины», сухпай и закинув на плечо «эланы», заспешил наверх.
Душа пела от предвкушения панорамного обзора гор и длительного спуска на лыжах.
Несмотря на жаркий день и полуденное солнце, поверхность снежника оставалась крепкой, поэтому я, не проваливаясь в снегу, и без особого напряжения, преодолел весь подъем на гребень Санги-Навиши. На самом верху открылась панорама Гиссарского хребта и его отрогов.
Невооруженными биноклем глазами хорошо просматривались знакомые вершины, а Ходжу от взора скрывал купол Астрофизиков. Под ногами в сторону севера уходил снежный цирк Капандар. Рельеф этой чаши был без трещин, кальгаспоров и сераков, и только заструги своими длинными и ровными линиями указывали направление ветра в цирке. Это место очень подходило для тренировок скоростного спуска и слалома-гиганта.
Долго еще бушевали мои фантазии по проведению там летних сборов, либо вертолетных забросок для групповых спусков.
Уничтожив сухпай и отдохнув, окидываю еще раз прощальным взглядом вершины и вниз. Преодолев на лыжах узкую и крутую часть кулуара, попадаю на широкую и более пологую часть снежника и еду длинными, размашистыми дугами, стараясь получить от спуска максимум удовольствия.
Вдруг вижу, что торму пересекает огненно- рыжий, уже успевший набрать вес сурок. Решаю подрезать его лыжами и принести в лагерь как трофей. Догоняю, подбиваю, … и, сурок летит от меня кубарем вниз. У кромки снега теряю его из виду. Подкатив и сняв лыжи, обнаруживаю его в ранклюфте в метрах пяти от себя без признаков жизни. Начинаю спускаться к сурку, но добраться до него и схватить не могу, поскольку снежный свод резко идет на сближение со скалами.
Посидев, решаю приблизиться к нему в лежачем положении. Ложусь на мокрые скалы и медленно начинаю двигаться на животе в глубину вперед головою, контролируя движение руками. Но крутизна склона, песок и глина на скальной породе не дают мне прекратить скольжение и я, с ужасом понимаю, что со мною будет, если сей час же не остановлю движения.
Делаю попытки остановиться, но только в кровь сдираю ладони. Качусь вниз прямо на сурка, из-за боязни того, что он меня укусит, пытаюсь изменить траекторию движения, повернув тело на бок. Как раз во-время потому, что в тот же момент плечи мои надежно заклиниваются между льдом и скалою.
Начинаю осознавать: если бы не изменил положение и остался в первоначальном, неминуемо бы травмировал себе лицо и голову. Но что же делать дальше? Мои плечи были зажаты природными тисками, а разворот грозил следующим падением.
Пребывание в ранклюфте в таком положении тут же навело на философские размышления о деревьях и сыновьях.
После своеобразного аутотренинга типа: «Спокойно Ипполит, спокойно!» и размышлений о том, через какое примерное время меня найдут в этой ловушке, да и найдут ли, приступаю к выполнению всевозможных акробатических трюков направленных на вызволение. А в это время, аклимавшийся от моего удара сурок, совершенно меня не боясь, пролез мимо меня наверх, цепляясь лапками за неровности скал, и был таков.
Страх, одиночество, холод и относительная темнота трещины, подталкивали меня к более решительным действиям.
В результате я грязный и ободранный как сурок, вырвался из этого плена на свободу. Трудно было судить о времени нахождения в этой ловушке.
Последующий путь на лыжах и возвращение к базовому лагерю уже не имели никакого удовлетворения. Так мне был преподнесен очередной жизненный урок по отношению ко всему живому и действиям в горах.